Бриггс Э., Клэвин П. Объединение Италии

Ключевой фигурой итальянской политической жизни был премьер-министр Сардинии и Пьемонта Камилло ди Кавур. Он был пятью годами старше Бисмарка и, вступив в парламентскую политику в июне 1848 г. в Турине, стал премьер-министром уже в 1852 г., на десять лет раньше Бисмарка. Как и Бисмарк, он в полной мере пользовался все большей неустойчивостью международных отношений в Европе, стремясь добиться возможного. Чтобы достичь своих целей, он был готов использовать договоры, битвы и закулисные интриги. Хотя Кавур редактировал "II Risorgimento", он презирал "неистовых, свирепых и абсурдных" революционеров и однажды сказал, что с готовностью использовал бы их как удобрение для своей сахарной свеклы.

Кавур был младшим сыном одного аристократа, его мать, француженка по происхождению, жила в Швейцарии. Он сам легче писал по-французски, чем по-итальянски. С широты своих европейских представлений он был хорошо осведомлен обо всех проблемах своей страны, которую он однажды назвал "наш бедный полуостров". Кавур даже считал объединение Италии "чепухой". Оно стало для него, по сути, побочным продуктом борьбы за независимость и ряда исключительных и непредвиденных событий, из которых он смог извлечь пользу. Он знал, что в процесс объединения были вовлечены, помимо него, и другие деятели и что для некоторых из них объединение было основной целью. В некотором отношении он в своих воззрениях был ближе к Пилю и Гизо, которыми восхищался, чем к Бисмарку. Кроме того, многие его действия были связаны с вопросами, унаследованными от более ранней эпохи, чем бисмарковская. Так, он, подобно просвещенному монарху XVIII в., распустил половину монастырей в Сардинии и Пьемонте и поддержал ликвидацию церковных судов, сохранившихся в своей первоначальной форме в Италии - и нигде больше в Европе.

Планируя совсем иные мероприятия, он разделял идеи Пиля о свободной торговле, необходимости экономического прогресса (включая сельскохозяйственные улучшения) и важности предупреждения "всеобщего политического и социального переворота". В 1835 г. он посетил Британию и был глубоко впечатлен промышленным Бирмингемом и торговым Ливерпулем, где увидел работный дом и откуда на поезде поехал в Манчестер. Железные дороги, признавал он, являются символом процветания. Даже в 1859 г. половина железных дорог в Италии пролегала в Сардинии и Пьемонте.

Британский посланник в Турине, восхищенный деятельностью Кавура и помогавший ему в достижении его целей, назвал его "финансистом, последователем Адама Смита до кончиков ногтей, а не завоевателем, чьи цели - государственный долг и империя". Но здесь недооценены дипломатическая тонкость Кавура и размах его деятельности. Она не была исключительно экономической - и если он сам не интересовался созданием империи, он не мог игнорировать существование империи Габсбургов. В Италии независимость, в первую очередь означавшая самостоятельность от Австрии, играла совсем иную роль (и с борьбой за нее была связана совсем иная история), чем в Германии. Кавур мог естественно говорить об угнетавших Италию "варварах", "окопавшихся" в Ломбардии. При всем желании Бисмарк не мог прибегнуть к подобному языку, говоря об австрийцах в Германии. Он довольствовался тем, что при разговоре с их посланниками снимал верхнюю одежду и демонстративно курил сигары в их присутствии.

Ход итальянской политики и достижение в два этапа - в 1861 и 1870 гг. - итальянского единства зависели от многих людей как в Италии, так и за ее пределами. Кавур не испытывал никакого сочувствия к итальянским революционерам вроде Мадзини, объединившего в 1853 г. своих последователей в Партию действия. Когда в том же году Мадзини и его сторонники попытались организовать республиканскую революцию в Милане, Кавур открыто выступил против них, за что получил благодарность австрийцев. Тем не менее он искал расположения Национального общества, главной силы Рисорджименто в Италии, хотя в него входили итальянцы-радикалы, чьи взгляды на социальную политику и объединение Италии отличались от его собственных. Триумфом Кавура стало обращение Общества к Виктору Эммануилу как к королю Италии. Кавур говорил об одном из его лидеров, Даниэле Манина, как о "всегда немного утописте", но при этом понимал, что даже такой утопизм может при "удобном случае" быть "полезным".

Затем он продолжил идти иным путем, чтобы показать, что не меньше Мадзини думает, как избавиться от австрийцев. Оглядываясь по сторонам в поисках союзников, он с самого начала понимал, что прежде всего Италии необходимо добиться поддержки со стороны Франции. Когда в 1855 г. Кавур принял решение вовлечь Италию в Крымскую войну, он сделал это, опасаясь, что Австрия может вступить в войну раньше них. В конце войны на Парижском конгрессе он провел удачные переговоры с Наполеоном III, продолженные в Пломбьере летом 1858 года.

По так называемому Пломбьерскому пакту (он был секретным, и детали его Кавур кабинету не раскрыл) Наполеон признавал "принцип национальности" и объявлял, что вступит в войну, чтобы изгнать Австрию из Ломбардии и Венеции. Это, конечно, было бы повторением достижений Наполеона I. Другое повторение заключалось в соглашении Наполеона III и Кавура о браке двоюродного брата Наполеона, Жерома, человека средних лет, с 15-летней дочерью Виктора Эммануила. Наиболее циничной стороной сделки - демонстрацией торга в кавуровской Realpolitik - было то, что Сардиния и Пьемонт отдавали Франции Савойю и Ниццу. Неформальное соглашение в Пломбьере стало формальным договором в январе 1859 г. Затем Франция нашла понимание у России. Россия соглашалась с переменами в Италии, а Франция поддерживала Россию в пересмотре недавних решений Парижского конгресса о закрытии Черного моря.

Кавуру оставалось найти повод к войне. Поначалу это казалось сложным, так как даже дружественные страны, вроде Британии, настаивали на европейском урегулировании "итальянского вопроса" мирными средствами. (Палмерстон и в период всеобщего возбуждения в 1848 и 1849 гг., всегда признавал необходимость сохранения стабильности в Австрии.) Но во время "военной тревоги" (явления, которое станет привычным накануне 1914 г.) австрийцы сыграли на руку Кавуру, как позднее (подобно французам в 1870 г.) они сыграют на руку Бисмарку. Когда Кавур в марте 1859 г. мобилизовал сравнительно небольшую армию Сардинии и Пьемонта, австрийцы ответили в апреле мобилизацией своих гораздо более многочисленных войск; и когда они пошли дальше и в том же апреле 1859 г. предъявили Сардинии и Пьемонту ультиматум, требуя "разоружения" итальянской стороны в трехдневный срок, Кавур отверг его и Наполеон, согласно своему обещанию, вступил в Италию.

Война шла не совсем по плану, так как Наполеон не был Бисмарком. Однако она продолжалась всего лишь шесть недель; решающими стали две дорого обошедшиеся франко-итальянские победы под Маджентой и Сольферино. В ходе военных действий использовались железные дороги, и именно бойне при Сольферино обязан рождением Красный Крест - Жан Анри Дюнан, швейцарский наблюдатель на поле сражения, ужаснулся тому, как ухаживали за ранеными с обеих сторон. Мир также был заключен не в соответствии с планом, так как Наполеон, внезапно изменив тактику, пошел на контакт с Австрией прежде, чем того хотел бы Кавур, и втайне от него в секретных переговорах с Францем Иосифом под Виллафранкой согласился оставить Венецию и герцогства Центральной Италии в руках австрийцев. Австрийцам следовало лишь отказаться от Ломбардии. Наполеон также предложил создать Итальянскую конфедерацию с папой в качестве президента и при участии Австрии в роли одного из членов. Глубоко потрясенный, Кавур подал в отставку после сцены между ним и королем, более бурной, чем какая-либо из тех, что происходили между Бисмарком и королями Пруссии.

Но колесо фортуны не останавливало свой ход и спустя несколько месяцев после Виллафранкского пакта Кавур вновь вернулся в свой кабинет, а Сардиния и Пьемонт вдвое увеличили свою территорию, включив не только Ломбардию, но также три герцогства Центральной Италии и часть Папской области. Более того, новое британское правительство - в 1859 г. прошли всеобщие выборы - открыто и ясно объявило, что не позволит мешать действиям итальянцев. Палмерстон, британский премьер-министр в 1859 - 1865 гг., и его министр иностранных дел лорд Джон Рассел в этот важнейший момент итальянской истории настолько страстно защищали Италию, что получили прозвище "два старых итальянских господина". Гладстон, будущий лидер британского либерализма, служивший при Пиле, но вошедший в правительство Палмерстона как канцлер казначейства, был также настроен проитальянски. Итальянские дела напрямую способствовали превращению его в популярного политика.

Расширение Сардинии и Пьемонта прошло в несколько отдельных этапов. После Виллафранки учредительные собрания Пармы, Моде-ны, Тосканы и Романьи образовали союз с общей армией и обратились к Сардинии и Пьемонту за руководством. Кавур вновь пришел к власти, уверенный в британской поддержке, и когда Наполеон (это был еще один его крутой поворот) также согласился с полным изменением условий Виллафранкского пакта, Кавур сам объявил о готовности передать французам Ниццу и Савойю. Это произошло после вступления туда французских войск, пришедших не для ведения военных действий, а для организации плебисцита.

Однако Кавур не был единственным участником объединительного процесса, и разразившиеся вскоре события на юге Италии сначала встревожили, а не воодушевили его. Спутя два месяца после того, как Наполеон получил Ниццу и Савойю, Гарибальди вместе с тысячей краснорубашечников - вскоре они стали в Европе еще известнее гарибальдийцев, героически защищавших Рим в 1849 г., - высадился в далекой Сицилии, где разразилось народное восстание против неаполитанского короля. "Тысяча" (на самом деле там было 1088 мужчин и одна женщина; причем самый большой отряд был из Ломбардии) вскоре овладела городом Палермо, три месяца спустя переправилась через стратегический Мессинский пролив и двинулась по Апеннинскому полуострову. Седьмого сентября гарибальдийцы вошли в Неаполь, где остановились перед походом на Рим.

Этот успех был намного более ослепительным, чем любое событие в Северной Италии, и более того, он был достигнут без всяких уловок. Гарибальди не прибегал к дипломатии; до высадки на Сицилию он рассматривал в качестве альтернативы высадку в своей родной Ницце, чтобы остановить французов. Его действия - во имя "Виктора Эммануила и Италии" - были слишком открытыми и прямыми для Кавура, который в тот критический момент нуждался во всех ресурсах Realpolitik, чтобы решить, что делать дальше. Он резко возражал против похода Гарибальди, но не мог ни предотвратить его, ни критиковать его исход. "Кабинет не продержался бы, - писал он позднее, - если бы попробовал остановить Гарибальди". В частном письме, написанном через шесть дней после высадки на Сицилии, он заметил, что "если сицилийское восстание будет подавлено, мы не скажем ничего; если оно увенчается успехом, мы вмешаемся во имя гуманности и порядка".

Опасаясь импульсивной натуры Гарибальди, его природного радикализма и огромной популярности, Кавур предпринял ряд шагов, чтобы задержать его на время, пока не будет найдено верное решение. Зная, что если войска Гарибальди войдут в Рим, это не будет иметь серьезных международных последствий - так как может вмешаться назначивший себя в защитники папы Наполеон III, которого может поддержать Австрия, - Кавур сделал вывод, что ему необходим еще более яркий триумф, чем у Гарибальди. Он должен был создать сенсацию, и это ему удалось. В день, когда Гарибальди вступил в Неаполь, Кавур отправил собственный ультиматум находившейся под защитой французов Папской области. Заявляя, что папа не в состоянии контролировать революционные движения на собственной территории, Кавур ввел туда войска, и 18 сентября при Кастельфидаро пьемонтец победил папскую армию, которой командовал французский генерал-роялист, яростный противник Наполеона. Обойдя Рим, пьемонтцы двинулись к Неаполю и соединились с войсками Гарибальди, разгромившими 30-тысячную армию Бурбонов под Вольтурно. Теперь Виктор Эммануил и Гарибальди вместе вошли в Неаполь.

Великие державы были не в состоянии напрямую вмешаться в эти события, хотя Британия и одобряла их исход, а Кавур заранее (очень цинично) согласовал этот свой наиболее смелый шаг с Наполеоном, чьи войска стояли на пути к Риму. Теперь вся Италия, кроме Венеции и области, непосредственно прилегавшей к Риму, контролировалась Сардинией и Пьемонтом.

"Партизаны" Гарибальди вскоре были спокойно распущены, и великий герой отправился жить (тихо, как надеялся Кавур) на остров недалеко от Сардинии. Плебисциты, проведенные на основе всеобщего избирательного права для мужчин в Неаполе, Сицилии и на захваченных папских землях, подтвердили желание населения стать подданными Виктора Эммануила (у них не было возможности проголосовать за независимые королевства), а конституция Сардинии и Пьемонта 1848 г., дарованная Карлом Альбертом своим подданным, теперь распространялась на новое Итальянское королевство. Виктор Эммануил II, сделавший в ходе этих неординарных событий много самостоятельных шагов, был объявлен королем, а Кавур стал его премьер-министром. Первый национальный парламент собрался в Турине в марте 1861 г. Впрочем, при его избрании правом голоса обладало лишь около 2% населения. Это было не всенародное собрание, и с самого начала оно столкнулось с проблемами, связанными с определением степени административной децентрализации.

Слово "национальный" вызывало многие вопросы, так же как и неизбежный выбор в качестве национальной столицы Турина, главного города Сардинии и Пьемонта. Между севером и югом существовали сильнейшие региональные различия - экономические, социальные и культурные, а во многих городах, старых и новых, имелись разногласия между "клерикалами" и "антиклерикалами", между "уважаемыми" политиками и радикальными революционерами. Виктор Эммануил отказался провозгласить себя Виктором Эммануилом I, а один из депутатов-федералистов в ходе первых заседаний национального парламента задал вопрос, почему Милан, Флоренция и Неаполь должны управляться из Турина. Беспорядки в Неаполе начались почти сразу же после объединения. Бунты в поддержку Бурбонов были лишь одним признаком недовольства. Другим стала так называемая "разбойничья война", в ходе которой крестьянские волнения унесли жизни многих мирных жителей. Новое действие драмы разыгралось в 1862 г., когда Гарибальди не удалось захватить Рим ("О Roma, о morte" - "Или Рим, или смерть!"). Его добровольческая армия была остановлена у Аспромонте - не французскими, а итальянскими войсками. К тому времени Кавура уже не было в живых, в 51 год он стал жертвой "лихорадки", видимо малярии. В марте 1861 г. он открыто заявил, что Рим, ключ к Италии, должен стать ее столицей. Теперь он внезапно исчез со сцены, на которой занимал центральное место.

В новом, но очень бедном Итальянском королевстве будет больше конфликтов, чем в процветающей новой Германской империи. Министры, заявлявшие о своей верности памяти Кавура - подобно тому, как "пилиты" в Британии заявляли о верности памяти Пиля, - стремились сохранить единство страны. Впрочем, пришедший на смену Кавуру премьер-министр происходил не из Сардинии и Пьемонта, а из Тосканы, и Турин на время уступил место Флоренции. В центре европейской сцены оказался теперь Бисмарк, получивший в 1862 г. власть, дав обещание, что король сможет править самостоятельно и не зависеть от парламента. С целью увеличения военного бюджета налоги были повышены и собраны без одобрения парламента. Бисмарк, презиравший либерализм (хотя умевший использовать его в своих целях), обладал необходимыми личными качествами, чтобы противопоставить либеральному лозунгу "народной армии парламента" лозунг "дисциплинированной армии, то есть людей в доспехах, на службе короля как верховного главнокомандующего". Австро-венгерский представитель в Британии граф Карольи полностью одобрял это: "Если демократию подавить внутри Пруссии, ее разрушительное влияние на остальную Германию также будет ослаблено".

Бриггс Э., Клэвин П. Объединение Италии // Э. Бриггс, П. Клэвин. Европа нового и новейшего времени. С 1789 года и до наших дней / Пер. с англ. А.А. Исэрова, B.C. Нестерова. - М.: Издательство "Весь Мир", 2006. - С. 122-128.