Петрушевский Д.М. Общая характеристика остготского королевства в Италии*

СОДЕРЖАНИЕ

После распадения гуннской державы входившие в ее состав остготы двинулись к Балканскому полуострову, ища мест для поселения. Силою оружия и путем переговоров им удалось утвердиться во Фракии, в Мезии и Эпире. Одному из князей их Теодориху (из рода Амалов), постепенно соединившему в своих руках власть над большею частью остготского племени, византийский император Зенон дал титул патриция, назначив его, кроме того, полководцем империи, magister militum praesentalis. В юности Теодорих провел несколько лет в качестве заложника в Константинополе и уже тогда имел возможность ознакомиться с положением и отношениями византийского двора, мог ориентироваться среди тогдашней крайне сложной политической обстановки и понять, как в свое время Аларих, какое широкое поле открывалось для него и для его племени при умении пользоваться тогдашними обстоятельствами. И в умении этом у него не было недостатка, равно как и в энергии и в желании ее применять.

_____________________

* На русском языке организацию остготского королевства в Италии выясняет П.Г. Виноградов во второй главе своей магистерской диссертации: Виноградов П. Г. Происхождение феодальных отношений в лангобардской Италии. СПб., 1880; внешний очерк истории остготского королевства читатель найдет в книге: Тарле Е.В. История Италии в Средние века. Ч. I. СПб., 1901.
В западноевропейской историографии для изучения остготской Италии назовем прежде всего работу Ф. Дана (Da/in F. Die Konige der Germanen. Bd. II - IV. Gotha, 1883 - 1888) и первый том сочинения Л. Хартмана (Hart-mann L. M. Geschichte Italiens im Mittelatter. Bd. I - III. Gotha, 1897).

____________________

В 488 г. Теодорих вместе со своим племенем двинулся в направлении к Италии, чтобы отвоевать эту страну у Одоакра. Со стороны императора Зенона он получил полное одобрение своему плану: сам император и внушил ему этот план и поручил ему его выполнение. Поход длился несколько лет. Одоакр был разбит при Изонцо (Isonzo) в 489 г., при Вероне, при Адде (в 490 г.) и заперся в Равенне; только в 493 г. Равенна сдалась Теодориху, который заключил с Одоакром договор, разделивший власть над Италией между Теодорихом и Одоакром. Теодорих скоро собственной рукой убил Одоакра, и Италия стала королевством остготского короля. Известно, что остготское королевство просуществовало в Италии всего лишь полстолетия с небольшим и в 554 г. окончательно было завоевано Византией.

Готов явилось с Теодорихом в Италию едва ли более 200 - 300 тысяч человек. Устроились они здесь на первых порах на положении римского войска на постое, т. е. так же, как и вестготы и бургунды: они были размещены по домам римских землевладельцев, получив известные права на дом и землю владельца. Как и вестготы и бургунды, из квартирующих солдат они скоро сделались соучастниками римских собственников во владении, а затем и самостоятельными собственниками выделенных им из общего владения участков вместе с сидевшими на них рабами и колонами; выделение это произведено было мирным путем, с возможным соблюдением интересов обеих сторон; не всегда, впрочем, имел место настоящий раздел: иногда варвар довольствовался получением причитавшейся ему доли доходов с имения, на часть которого он получил право собственности.

Малочисленность остготов и разбросанность их по разным частям Италии, а также хозяйственные условия, в которые они вступили, должны были разлагающим образом повлиять на их общинные (точнее: общинно-родовые) распорядки. Они невольно должны были подчиниться римским индивидуалистическим порядкам в сфере хозяйства и владения. В том же направлении должна была действовать и раздача королем крупных поместий своим дружинникам и вообще близким людям. К тому же едва ли за долгий период странствий и всяких приключений готский народ сохранил в чистом виде свой общинный строй, и в мирное время не отличавшийся у германцев той поры большою устойчивостью, способностью давать отпор постепенно разъедавшим его индивидуалистическим тенденциям, выражавшимся в дроблении общинных наделов и скоплении нескольких наделов в одних руках. Но со своей стороны и готы должны были уже самым фактом своего поселения в Италии оказать влияние на хозяйственные условия Италии: раздробив значительную часть латифундиев на более мелкие участки и увеличив таким образом число средних и мелких собственников, они сделали возможным некоторый подъем земледельческой культуры в этой стране (заброшенные местности могли снова попасть под обработку); но все это при малочисленности готов могло произойти в сравнительно ограниченных размерах, так что подвоз хлеба из Сицилии и Испании по-прежнему был необходим, и правительству вообще приходилось обращать серьезное внимание на продовольственный вопрос.

В социальном строе Италии поселение остготов также не произвело существенных перемен, если не считать некоторого изменения в положении колонов, состоявшего в том, что крепость земле лично несвободных колонов, т.е. тех колонов, в которых превратились посаженные на землю рабы, была уничтожена Теодорихом, и их господам было разрешено перемещать их с одного участка на другой и даже делать из них личных слуг (Liceat unicuique domino ex praediis, quae corporaliter et legitimo jure possidet, rustica utriusque sexus mancipia, etiamsi originaria sint, ad juris sui loca transferre, vel urbanis ministeriis adplicare, ita ut et illis praediis adquirantur, ad qua voluntate domini migrate fuisse constiterit et inter urbanos famulos merito censeantur... - Edict. Theodorici, 142).

Что касается социального строя самих остготов, то он подвергся в общем тем же изменениям, каким подвергся вообще социальный строй германцев, основавших государства на территории Римской империи, и какие тесно связаны с переходом германцев к формам более широкой государственности. Как и у англосаксов и у других германцев, и у остготов мы наблюдаем возникновение новой, служилой должностной аристократии, развившейся на основе службы королю, власть которого получила совсем иную постановку, и крупного землевладения, как вознаграждения за эту службу. Эта новая аристократия поглотила прежнюю, родовую знать и примкнула к аристократии римской, тоже, как мы видели при изучении общества Римской империи, служилой, должностной и землевладельческой. Масса народная, простые свободные, постепенно стала понижаться в своем положении в обществе и государстве, где руководящая роль стала принадлежать королю и его дружинной и должностной знати.

Политическая жизнь остготов очень осложнилась. С одной стороны, тут действовал самый факт перехода их к более широкой государственности, с другой - политическая обстановка, в которую они попали и которую их король всячески старался сохранить в прежней силе. Если иметь в виду эти два источника наступивших в жизни остготов политических перемен, то можно без особого труда разобраться в довольно-таки сложном политическом строе остготского государства в Италии, представлявшем своеобразную комбинацию форм высоко развитой римской государственности с примитивными формами германцев, недалеко ушедших от государственности тацитовской поры.

ГЛАВА II

В сущности остготский король совмещал в своем лице главенство над двумя обществами и двумя государствами. Действительно, оставаясь королем своих остготов, Теодорих в то же время вступил во все права римского императора в отношении к италийскому населению, хотя титула императора он и не принял. Сам Теодорих называло италийскую часть своей державы respublica romana, которая действительно продолжала свое существование под властью остготского конунга (короля), только занявшего место ее императоров. Весь правительственный механизм империи остался неприкосновенным. Префект претория, magister officiorum, квестор, comes sacrarum largitionum, comes patrimonii, comes rerum privatarum с их многочисленным служебным персоналом по-прежнему стояли во главе центрального управления Италии, которая по-прежнему оставалась разделенной на провинции (семь в верхней Италии и девять в нижней), по-прежнему находившиеся под управлением консуляров, ректоров, президов; продолжали существовать и муниципии со своими curiales, defensores, curatores. С другой стороны, рядом с римским государством, внутри его возникло государство остготов со своей собственной постановкой верховной власти, со своими собственными отношениями между государством и обществом, со своей собственной организацией военного дела, суда, управления, со своими собственными взглядами на государственные задачи и способы их решения. Остготское государство недолго просуществовало, для того чтобы входившие в его состав два государства и два общества могли органически слиться, выработав какое-нибудь политическое и социальное целое. Но времени этого было достаточно для того, чтобы две рядом стоявшие организации не сохранились в чистом виде, чтобы они оказали воздействие друг на друга, не говоря об общих причинах, в одинаковой мере действовавших разлагающим образом на ту и на другую.

Можно сказать, что уже самый способ поселения остготов в Италии должен был немедленно же сказаться на их политической организации: разбросанность их по разным частям полуострова делала очень затруднительным функционирование главного политического учреждения древних германцев - народного собрания, и народное собрание в королевстве Теодориха прекращает свое существование, чему не в малой мере способствует такое политико-социальное явление, как возникновение у остготов служилой аристократии, оттеснившей на задний план массу простых свободных, истинную основу демократического строя прежней поры, находившего свое самое действительное выражение именно в народном собрании. Права народного собрания перешли к королю и служилой аристократии, и королевский двор стал центром политической жизни остготов.

Известно, что королевская власть у готов развилась гораздо раньше, чем у других германских племен, еще когда готы жили у Балтийского моря, а потом у Черного. Тревожная эпоха передвижений могла только способствовать усилению этой власти, а занятие Италии, вступление остготского короля в права римского императора должна была поставить эту власть на высоту недосягаемую. Король становится бесконтрольным, неограниченным властелином как своих новых, так и своих прежних подданных. Он один назначает должностных лиц как для римлян, так и для остготов; как римские префекты, президы и прочие представители центральной и областной администрации - не более как его агенты, послушные орудия его самодержавной власти, которых он один назначает, награждает, контролирует повышает и смещает по своему усмотрению, так и графы (comites), герцоги (duces) готов и другие должностные лица готской администрации, совмещавшие в своих руках административные, судебные и военные функции (явление, обычное для т. н. варварской эпохи), тоже не более как его агенты, им назначаемые и смещаемые. И управление, и военное дело, и суд - все это отправляется от имени короля, и всякое беззаконие является оскорблением особы короля, охранителя и источника права и справедливости. Наряду с общим королевским миром, в равной мере ограждающим жизнь, имущество, законные интересы всех, существует, как и в других варварских государствах, особый, специальный королевский мир, который король дает тем, кто специально прибегает под его защиту; это - т.н. tuitio regii nominis или tuitio nostri nominis. Если прежде решение важнейших дел в государстве, а также и верховный суд принадлежал народному собранию, но теперь все это принадлежит королю и осуществляется при дворе (comitatus noster, как называют его указы Теодориха, иначе aula), который, таким образом, становится верховным трибуналом, привлекающим к себе судебные дела по усмотрению короля, без определенного апелляционного порядка; между прочим трибунал этот ведает и дела лиц, находящихся под специальной охраной короля, под tuitio regii nominis.

Все это - явления, наблюдаемые нами на той или иной ступени развития у всех германских племен, основавших государства на территории Римской империи, и объяснение им нужно искать не в воздействии римского мира на германский, а в естественной эволюции чисто германских (не в смысле, конечно, какого-нибудь германского национального духа или национального характера, а просто присущих тогда германцам, как и всяким другим племенам, находившимся на одинаковой с германцами ступени общественного развития) форм жизни, эволюции, происшедшей как в результате роста населения и расширения территории государства и других чисто внутренних причин, так и под влиянием таких внешних фактов, как частые передвижения и столкновения с другими племенами и народами. В этом отношении, повторяем, остготы ничем по существу не отличаются от других германцев, представляя собою только один из многих вариантов варварского развития.

Но не эта сторона остготского строя в настоящий момент нас занимает. Нас интересует теперь вопрос о том влиянии, какое оказали на германский строй остготов римская государственность и культура, а также и обратное влияние. Дело в том, что хотя римское общество и государство продолжало сохранять свою особенность рядом с обществом и государством остготов, но правительство у них было одно, во главе их стояла одна центральная власть. Это обстоятельство непременно должно было повести, с одной стороны, к проникновению власти остготского короля элементами римской императорской власти, с другой - к привнесению остготским королем некоторых таких воззрений на свои новые обязанности и права и в особенности некоторых таких приемов воздействия на римское общество, какие всецело были присущи ему как германскому королю, т.е. как главе общества, весьма еще недалеко ушедшего по пути государственности. Таким образом, с одной стороны, мы имеем дело с романизацией германской государственности (и общественного строя), с другой - с варваризацией римской государственности.

Романизация эта тем больше должна была сделать успехов в остготском государстве, что она не оставалась на степени непроизвольного, от воли человека не зависевшего результата чисто объективных, фактических отношений данного момента и среды, но с самого же начала явилась определенной целью сознательной деятельности представителей верховной власти. Основатель остготского государства в Италии Теодорих Великий был восторженный поклонник римской культуры и цивилизации, и его высшей мечтой было сделать причастными этой культуре и цивилизации и своих остготов. "Мы лучше хотим сохранить старое, чем воздвигать новое, ибо мы не можем создать что-либо столь же прекрасное, как то, что мы можем сохранить: создание нового не может доставить нам большую славу, чем сохранение старого", - говорил Теодорих о своей строительной деятельности, и слова эти вполне применимы ко всей его правительственной деятельности. Римская государственность была поэтому в глазах Теодориха и школой для варваров-остготов, и образцом. Это идейное - и даже идеалистическое - отношение Теодориха к римской государственности, без сомнения, должно было сообщить большую интенсивность романизации остготов и их политического строя, чем это было бы в том случае, если бы остготский король просто вступил в права римского императора, оставшись чуждым римским политическим идеям. Таким образом, в таком факте, как распространение Теодорихом своих унаследованных от римских императоров прав, которые он осуществлял в отношении к римскому населению, и на остготов, мы не можем не признать присутствия элемента сознательности. А в этом-то распространении и заключалась сущность романизации остготской государственности. Мы и перейдем теперь к более конкретному рассмотрению этой романизованной государственности остготов.

ГЛАВА III

Несомненно, центральным пунктом остготской государственности является королевская власть. Развившись за счет прав народного собрания под действием причин, независимых от влияния римской государственности, власть остготского короля восприняла затем в себя все элементы римской императорской власти. Принадлежавшии остготскому королю, как и всякому иному германскому королю, т.н. банн (bannus, der Bann), т.е. право издавать повеления и требовать под страхом наказания исполнения их, право, осуществлявшееся первоначально в весьма тесных пределах, поставленных демократическим строем древнегерманского общества с его всемогущим народным собранием, постепенно развиваясь и захватывая все более и более широкую сферу общественных отношений, слился почти до неразличимости с неограниченным империей (imperium) римского императора. Ни о каких ограничениях со стороны каких бы то ни было общественных элементов, ни о каком контроле со стороны какого бы то ни было учреждения уже не могло быть и речи. "Только наша собственная воля связывает нас - не условия, поставленные другими. Можем мы, благодаря милости Божией все, но считаем, что нам прилично только похвальное". Вот каким языком заговорил теперь остготский конунг. И это не была риторическая фраза: и в военном деле, и в деле управления и суда - во всех этих областях остготский король был неограниченным монархом как в отношении к своим новым подданным, так и в отношении к своим остготам. Мало того: на остготов были распространены государственные повинности римского населения, остготы были введены в рамки развитой римской государственности, по крайней мере в некоторых отношениях, и притом весьма существенных.

Если в прежнее время государство у остготов, как и у других германских и всяких иных племен на низкой ступени развития, могло представлять собою более или менее внешнюю надстройку над обществом, мало проникавшую во внутренние отношения самоуправлявшегося общества, всецело предоставленного самому себе и только в исключительных случаях обращавшегося к органам своей еле намечавшейся государственности, то теперь государственная власть считает себя призванной вмешиваться во все, неустанно проводя заимствованную из римской гражданственности идею общего блага, salus publica, блага всех, в противоположность интересам мелких групп, из слабого сцепления которых и состояло, как известно, древнегерманское, как и всякое более или менее первобытное, общество.

Теодориху, по-видимому, доставляло высокое удовлетворение сознание, что он являлся восстановителем и продолжателем дела римских августов, в пурпурное одеяние которых (vestis regia) он облекся, которых другие инсигнии (знаки императорского достоинства) он получил обратно из Византии (куда, как известно, они были отосланы Одоакром). Не нося титула императора, Теодорих, несомненно, считал себя им фактически и даже именовался romanus princeps; мало того, в его письмах (к епископам) мы встречаем название Ravius (Flavius Theodoricus rex), употреблявшееся только в применении к императорам; все, что непосредственно касалось особы остготского короля, называлось священным, sacrum, как это было и при императорах. "Король Готов и Италийцев", rex Gotho-rum et Italiorum (держава его - regnum Italiae) или просто Theodoricus rex в таком, например, тоне пишет (рукою своего секретаря, одного из "последних римлян", Кассиодора) императору Восточной империи (Византии), императору "Ромеев", как тогда говорили, Анастасию: "Нас соединяет благоговейная любовь к городу Риму, от которого мы оба, связанные одним именем (Princeps Romanus и ВаочХеО? ' Pcoficdun'), не можем себя отделить. Между нашими двумя государствами, которые при прежних властелинах всегда составляли одно тело, не может продолжаться несогласие. Во всем римском мире (т. е. в обоих наших государствах) пусть царствует одна воля, одна мысль".

Рассмотрение отдельных сторон власти остготского короля даст нам возможность составить более конкретное представление об особенностях романизованной государственности остготов.

Постановка военного дела как будто всего менее подверглась романизации. Этому не в малой мере способствовало то, что римляне были совершенно освобождены от военной повинности, и несли ее одни готы, согласно древнегерманскому принципу народного ополчения (свойственному всем народам на известной ступени их развития). В силу своего права, т. н. Heerbann, остготский король (как и всякий другой германский король) в случае надобности созывал ополчение из всех свободных готов, владеющих земельными наделами (т.н. sortes). Если в древние времена осуществление королем права Heerbann не свидетельствовало о вполне самостоятельном положении короля, о его верховенстве в военном деле, представляя собою лишь осуществление исполнительной власти (верховная военная власть, решение вопросов о войне и мире принадлежали самому народу-войску, организованному в народное собрание), то теперь, когда народного собрания уже не было, королевский Heerbann превратился уже в настоящее военное верховенство: один король по своей неограниченной воле созывал народное ополчение, которое, таким образом, превратилось в его войско, exercitus noster, обязанное ему безусловным повиновением.

Если на юридической стороне военного дела трудно заметить какие-нибудь более или менее определенные следы римского влияния, то на хозяйственной его стороне влияние это несомненно. Как известно, у германских племен (и у других, стоявших на той же ступени развития) каждый воин ополчения, т. е. каждый свободный, во время похода должен был содержать себя на собственные средства (военная повинность была натуральной государственной повинностью в полном смысле этого слова). Вот этого-то у остготов мы и не видим. Остготы ведь представляют собой и находящееся на службе у римского государства постоянное войско (недаром Теодо-рих называет их exercitus noster) и в качестве такового получают ежедневно (если не все остготы, то по крайней мере владельцы наделов sortes, т. е. как раз те, которые обязаны являться в ополчение в случае войны) т.н. donativa, т.е. подарки, какие получали прежде римские солдаты, составлявшие, как известно, постоянное войско; подобно же римским постоянным войскам остготы-ополченцы во время похода получали провиант, т.н. аnnоnа.

Устранение римлян от военной повинности мотивировалось весьма возвышенными соображениями, сводившимися к тому, что правительство желает избавить римлян от тяжелой повинности, которая могла бы лишить их возможности служить высокому делу культуры и цивилизации, просвещенной гражданственности: готы - "защитники Италии в интересах общей безопасности" (defensores Italiae pro generali securitate), они - "щит для ограждения спокойствия римлян" (clypeus ille exercitus nostri quietem debet dare Romanis). Мы не имеем основания считать эти заявления простым лицемерием со стороны короля, действительно преданного интересам римской культуры и цивилизации, хотя в то же время не можем отрицать, чтобы королю были при этом совершенно чужды и несколько иного рода соображения, в которых не малую роль могла играть осторожность, боязнь, чтобы получившие доступ к военному делу вооруженные римляне не оказались опасными для готского владычества (не забудем, что остготов было в Италии сравнительно ничтожное число); притом же и сами римляне давно уже утратили военные склонности, и освобождение от военной службы могло им представляться действительным освобождением.

Законодательную власть остготский король осуществлял совершенно неограниченно и без всякого содействия знати или народного собрания (которого, как мы видели, и вовсе не было в остготском королевстве в Италии), как и римские императоры, от которых он получил ее, - полная противоположность древнегерманским порядкам (и порядкам других народов, стоявших на такой же степени развития), при господстве которых в тех редких случаях, когда являлась потребность в законодательной деятельности (отношения ведь регулировались обычными нормами), всегда для короля было необходимо содействие или по крайней мере одобрение со стороны знати и народа. Свой "Эдикт" Теодорих издал как неограниченный властитель: не только к римлянам, но даже и к готам он не обращался за согласием на него, хотя он имел обязательную силу и для этих последних; да и по своему содержанию "Эдикт" представлял собою лишь весьма слабую переработку чисто римского юридического материала (сентенций римских юристов и постановлений римских императоров).

Судебная власть остготского короля представляла собою сложный продукт судебного банна (Gerichtsbann) германского короля судебного верховенства, входившего в качестве одного из элементов в содержание империума римского кесаря, и без всякого влияния римских понятий и форм, как мы видели это на примере англосаксов, королевская власть, постепенно развиваясь, мало-помалу захватила область общественного мира, превратив его в мир королевский, и сделала восстановление нарушенных прав, правосудие своим делом, по крайней мере в том смысле, что всякое правонарушение стало рассматриваться как нарушение королевского мира и правосудие стало отправляться от имени короля. Несомненно, это явление имело место и у остготов; но здесь таким образом развившаяся судебная власть короля была усилена унаследованным Теодорихом неограниченным судебным верховенством римских императоров.

Судебную власть остготский король осуществлял непосредственно в своем придворном суде и через своих уполномоченных в провинциях, т. е. через губернаторов провинций среди римского населения и через графов готов (comes Gothorum) среди остготского населения; при этом в делах между римлянами судили по эдиктам Теодориха и его преемника Аталариха и просто по римскому праву и процессу, в делах между готами - по тем же указам и по готскому обычному праву и процессу, а в смешанных случаях, т.е. в делах между готом и римлянином, для решения их готский граф привлекал римского юриста - по тем же эдиктам или по готскому обычному праву, или по римскому праву и процессу, смотря по особенностям каждого данного случая. Что касается придворного суда (comitatus), то он является высшей апелляционной инстанцией, с одной стороны, а с другой - судебным местом, куда с разрешения короля могли обращаться непосредственно, минуя низшие инстанции. Король мог сам привлекать непосредственно к своему дворцовому суду какие угодно дела; право обращаться прямо к дворцовому суду король предоставлял всем, кто находился под его специальной охраной, кто отдался под его mundium, кто был под т. н. tuitio regii nominis, которое состояло, кроме того, еще в препоручении данного лица королевскому чиновнику для охраны и в угрозе усиленным штрафом нарушителю безопасности лица, находящегося под специальной охраной короля. Забота о правосудии, о справедливости, aequitas, была едва ли не главной заботой Теодориха. Справедливый суд был целью, к которой он стремился со всем пылом искреннего одушевления, его величайшей гордостью и славой (и наименованием "Великий" он был ему главным образом обязан). "Кто оскорбляет справедливость, меня оскорбляет", - говорил он. Перед лицом справедливости для него все были равны, несмотря на различие в национальности, религии, богатстве, ранге, происхождении, силе. Имея в виду свою главную цель, Теодорих не стеснялся и юридическими формами, давая полную свободу своему личному вмешательству, часто вовсе не предусмотренному строгим, формальным правом.

Наличность и широкое развитие полицейской и административной власти короля, ненужной и невозможной у германцев до поселения их на территории империи, когда их крайне несложная государственная организация ставила себе самые несложный задачи, в особенности отличает государственную жизнь остготов в Италии. Теодорих унаследовал римскую администрацию и применил ее к остготской части своего королевства, таким образом сразу расширив и крайне усложнив еще в сущности весьма младенческую до тех пор государственность остготов. Нам уже приходилось упоминать о том, что деятельность Теодориха представляет собою самую раннюю попытку в широких размерах провести в жизнь германцев выработанную Римом государственную идею, идею общественного блага, salus publica, блага всего политического целого, rei publicae. По своим задачам и по своим приемам попытка эта с полным правом может быть названа попыткой просвещенного деспотизма, стремящегося, как известно, делать все для народа и ничего с помощью самого народа. "Ваше спокойное счастье - наша радость", "наш ежедневный труд - забота о спокойном счастии всех", говорит Теодорих устами Кассиодора, и нет ни одной стороны общественной жизни, на которую не стремилось бы воздействовать регулирующее вмешательство правительства остготского короля. Забота об успехах италийского земледелия, реставрация старых и сооружение новых водопроводов, забота о горном промысле и рыболовстве, о скотоводстве, урегулирование торговли в интересах равномерного распределения по стране продуктов, принудительное понижение цен, забота о путях сообщения, о народных увеселениях (древних цирках, пантомимах, бегах на колесницах), о просвещении (docto-res eloquentiae и magistri scholarum в Риме должны были получать от правительства обычное вознаграждение и отнюдь не уменьшенное), особенная забота об украшении Рима новыми роскошными сооружениями и реставрация древних сооружений, свидетельствующая об истинно романтическом настроении ревнителя римской цивилизации, каким был Теодорих, - мы перечислили только незначительную часть того, чем ревностно была занята остготская администрация. Не менее интересна финансовая организация остготского государства. При характеристике государства древних германцев мы не видели у них государственного хозяйства, т. е. принудительной организованной деятельности государства, имеющей целью извлечение из общества средств для содержания государства, его органов. Лишь зачатки его нашли мы и у англосаксов. Не то мы видим в государстве Теодориха.

Теодорих унаследовал от римских императоров вою римскую финансовую систему, в которой главную роль, как известно, играл поземельный налог (capitatio terrena), пошлины со всех продающихся предметов (siliquaticum), сбор с купцов за право торговли (aurum negotiatorum) и разного рода монополии и регалии. Это давало ему в руки средства, которых не имели другие варварские короли, ставило его власть на прочную материальную основу. Это были правительственные средства в настоящем смысле этого слова. Естественно, что выдачи из королевских доменов, которые и здесь, у остготов, конечно, производились королем, не могли иметь того значения и тех последствий, какие они имели в других варварских государствах, где они являлись главным, если не единственным, средством вознаграждения за службу королю и королевству.

Как и в других областях государственной жизни (кроме военного дела), и в области государственного хозяйства Теодорих поставил остготов в одинаковое положение с римлянами в смысле одинакового подчинения их требованиям, предъявлявшимся римской государственностью. Остготы наравне с римлянами должны были платить поземельный налог, как ни противились они этому, видя в этом, как и другие германские племена, а также и все другие народы, находившиеся на такой же ступени общественного развития, унижение достоинства свободных людей, которые могут добровольно давать королю подарки, но никак не подвергаться принудительным взиманиям в его пользу, характеризующим положение полусвободного или даже раба, но не приличествующим свободному.

Сравнительно с предшествующей эпохой в римской финансовой системе при Теодорихе произошли некоторые изменения. Кроме обычных налогов, те римляне, которые не отдавали части своих владений остготам при их поселении и полюбовном разделе территории (так как остготов было, как мы знаем, сравнительно с римским населением, весьма незначительное число и поэтому не было надобности всем римлянам делиться с остготами), не отдавали им третей своих владений, терций, teriiae (из которых и составлялись наделы, sortes, остготов), должны были вносить в фиск треть своих доходов, и эти взносы поэтому также назывались терциями, tertiae. Следует также вспомнить и об упомянутом уже нами факте отмены Теодорихом крепости земле некоторой части колонов. Отмена эта не могла не внести некоторого беспорядка в податную систему, опиравшуюся именно на неподвижность земледельческого населения.

ГЛАВА IV

Описанная нами правительственная система, представлявшая собою своего рода просвещенный абсолютизм, опиравшийся на формы римской государственности и стремившийся приобщить к благам римской civilitas до тех пор чуждых ей варваров, не достигла тех результатов, к которым стремилась. И в прежних, и в новых своих подданных остготские короли встретили вольное и невольное противодействие ей. И римское, и остготское население не стояло на высоте тех больших требований, которые предъявляла к нему эта система. Крайне неравномерное распределение богатства и силы в римском обществе по-прежнему являлось основой для насилий и всяких иных несправедливостей со стороны сильнейших над массой народа, подававших повод к беспрестанным волнениям и восстаниям. С другой стороны, римская бюрократия на службе у остготского короля не утратила своих свойств, выработанных веками развращающего деспотизма империи, и мы только и слышим, что о вымогательствах, насилии, казнокрадстве и других деяниях этих главных помощников короля, только потворствующих всякому неповиновению и самоуправству сильных. Что касается готов, то они, до сих пор ограничивавшиеся самыми элементарными общественными потребностями и соответствующими им политическими формами, чувствуют себя в рамках римской государственности, как на прокрустовом ложе; и в то же время они достаточно сильны, чтобы не особенно стеснять себя навязанными им новыми формами более сложной жизни; постоянные захваты, самоуправство, отказ платить налоги - все это так противоречит высокой роли "защитников" римского общества, о которой так красноречиво говорит рисующий такую мирную и трогательную идиллию официальный орган речи Теодориха, его канцлер Кассиодор. Так что, хотя римская государственная машина сохранилась, но пользоваться ею было весьма нелегко. Поэтому и самому королю приходилось не особенно стесняться формами римской государственности и в интересах общественной безопасности и справедливости (aequitas) давать ход своему личному вмешательству, для которого, впрочем, остготская, более элементарная, государственность выработала уже и некоторые формы (в основе общие остготам с другими германскими племенами).

Нам уже приходилось упоминать в другой связи о т.н. tuitio regii nominis, т.е. об общегерманском мундиуме (находящем себе параллель в соответствующем учреждении и у других народов, стоявших на одинаковой ступени развития), частном покровительстве, которое мог оказывать король, как и всякий более сильный человек менее сильному, и которое у короля принимало разные формы: форму изъятия данного лица из-под юрисдикции обыкновенных судов и подчинения его юрисдикции королевского дворцового суда (comitatus), форму возвышения его ценности, его вергельда, и форму препоручения его особому чиновнику или дружиннику. К подобным примитивным средствам приходилось прибегать остготскому королю вместо того, чтобы пускать в ход искусно устроенный механизм римской государственности: механизм этот часто бывал совершенно парализован благодаря слишком сильному трению, а также и неисправности собственных органов.

В соответствии с этим развивается институт т.н. сайонов, sajones. Это были приближенные, дружинники короля. Они не имели определенной компетенции, но выступали во всех тех случаях, когда необходимо было вмешательство короля. Они обыкновенно жили при дворе короля и представляли собой целый штаб его чиновников особых поручений, как бы мы сказали в настоящее время, или генерал-адъютантов, и не было такой сферы политической и общественной жизни, не было такой области администрации, суда, военного дела, куда бы не проникали со своими поручениями эти fortes so/ones nostri (храбрые сайоны наши) олицетворяя собою vigor regius (силу царскую) и нередко превышая своими полномочиями и парализуя компетенцию самых высших представителей администрации. "Весь характер этого учреждения, - справедливо говорит П.Г. Виноградов в своей книге о лангобардской Италии, - совершенно не римский: оно основано на непосредственном и довольно беспорядочном вмешательстве короля в те или другие части на постоянных изъятиях из обыкновенного порядка администрации, на недоверии к этому порядку и бессилии обыкновенных административных средств в борьбе с частными интересами и могуществами. Место правильно действующей и неотразимой власти римского императора занимает порывистое, изменчивое вмешательство германского короля, который влияет своим личным авторитетом и могуществом, влияет через посредство своих личных друзей или приближенных" (Виноградов П.Г. Происхождение феодальных отношений в лангобардской Италии. С. 178).

Таким образом, основание в Италии остготского королевства, несмотря на весь романизм (и даже романтизм) его основателя, не внесло в жизнь Италии условий, которые бы парализовали развивавшиеся здесь тенденции к разложению римской государственности. Тенденции эти слишком глубоко коренились во всем строении римского общества, чтобы их можно было пресечь, не посягая на самую сущность хозяйственных и социальных отношений римского общества, и поэтому переход к более элементарным политическим формам при данных условиях был неизбежен. Этим самым определялся конечный исход попытки романизовать остготское, варварское общество, даже если бы остготы (что является совершенно фантастическим предположением) обнаружили, не в пример прочим германцам, способность сразу перейти от элементарных форм общественности к сложной системе политических отношений, предполагающих весьма большую общественную и политическую подготовку. Разложение римской государственности в остготском государстве привело бы неизбежно и к разложению остготской государственности, несмотря на всю элементарность этой последней, причем оба параллельные процесса совершались бы в одном направлении, привели бы каждый к одним и тем же результатам, к разложению центральной власти и раздроблению ее между крупными землевладельцами.

Один из этих двух параллельных процессов мы видели при изучении империи накануне Средних веков, а другой - на примере англосаксонского государства. Одинаковость политических результатов объясняется здесь значительным сходством экономических и социальных основ: и римское общество империи, и германское общество варварских государств были построены в сущности по одному типу: и в том, и в другом мы наблюдаем все развивавшееся сосредоточение богатства и силы в немногих руках и соответствующее этому материальное и социальное принижение массы народа, а также господство элементарных хозяйственных форм, из которых варвары еще не вышли и к которым, как мы видели при изучении империи, римское общество стало постепенно и неуклонно возвращаться. И для того, и для другого на горизонте виднелся в достаточно ясных очертаниях феодализм. Только пришедшая извне катастрофа предотвратила для остготов это неизбежное будущее, положив конец самому существованию их государства. Разумеем завоевание остготской Италии Византией и гибель основанного Теодорихом государства. Тем не менее, и катастрофа не нарушала естественного течения исторического процесса, определенного всею совокупностью условий той поры: завоеванная вскоре лангобардами, а затем франками, Италия увидела у себя феодализм в полном расцвете.

Петрушевский Д.М. Общая характеристика остготского королевства в Италии // Д.М. Петрушевский. ОЧЕРКИ ИЗ ИСТОРИИ СРЕДНЕВЕКОВОГО ОБЩЕСТВА И ГОСУДАРСТВА. СПб., "Гуманитарная Академия". 1999. С. 305-320